У меня на кухне — маленький старенький телевизор, в котором настроен только один новостной канал, «Россия 24″. По утрам, когда я собираюсь на работу — и по выходным тоже — фоном идут новости. Не то чтобы я надеялась увидеть сегодня хотя бы строчку о вчерашних протестах в России или хотя бы цифру — по данным «ОВД-Инфо», вчера к 20.00 мск в 23 городах России было задержано 1607 человек (1607 человек! На мирных акциях протеста!). Не надеялась и, видимо, правильно делала — ни словом о вчерашнем ужасе в телевизоре не упоминают. По крайней мере, сейчас.
А вчера, 5 мая, в крупных городах действительно творилось что-то невообразимое. Я всегда наблюдаю за протестными акциями — трансляции в интернете ведут и сами участники событий, и журналисты, чьи имена не звучат в телеэфире. И это было страшно — в какой-то момент я физически почувствовала, как пахнуло кровью: в ход шли дубинки, какие-то немыслимые казаки и НОДовцы, провоцирующие стычки с митингующими (и драки — были), жесткие и даже жестокие задержания. На мирных, повторюсь, акциях протеста. И все эти бессмысленные, безнадежные разговоры с полицейскими (на видеонарезке ниже — очень показательна запись из Красноярска, смотрите на седьмой минуте)… Очень страшно, очень. И это не имеет ничего общего с правами человека (ну если только речь не о правах конкретного человека, чье имя, оказывается, даже опасно называть).
В Краснотурьинске вчера, конечно, не было никаких протестов. Как и, наверное, во многих, почти во всех малых городах. В 14.00 городская площадь Краснотурьинска была девственно чиста и залита солнцем. Никаких тебе плакатов про «не царь» или «Россия будет свободной», редкие пешеходы (я в глубине души надеюсь, что они прогуливаются тут со смыслом — в конце концов, я тоже пришла без плаката, с детьми). В зоне видимости — ни одного сотрудника полиции. Кажется, у властей даже мысли не мелькнуло, что кто-то может прийти и встать в одиночный пикет — никакой подстраховки…
…Я не знаю, что будет дальше. Но я знаю (и спасибо вам, люди), что даже в малых городах многим не нравится сегодняшнее положение вещей — эта тотальная нищета, выживание, разруха в медицине и образовании, проблемы в ЖКХ, раздражающие сборы на капремонт и липкое чувство страха. Я вот пишу сейчас все это под радостные вопли моих детей, которые носятся по квартире с кубиками, и — мне страшно. Я ни фига не Д’Артаньян — я просто хочу жить. Не выживать — жить. Но больше всего я хочу, чтобы мои дети никогда, никогда не знали этого чувства: когда ты в собственной стране не знаешь, каким будет завтрашний день и не постучат ли в твою дверь люди в форме, которым велено разобраться с «бузотерами» на местах.