30 октября в России проходит День памяти жертв политических репрессий. Корреспонденты Znak.com собрали несколько историй тех, кто был расстрелян или раскулачен в советские годы на Урале. Возможно, воспоминания их родственников — лучший ответ тем пяти тысячам россиян, кто подписал петицию с просьбой присвоить установленному в Сургуте бюсту Иосифа Сталина статус объекта культурного наследия.
В конце этого тяжелого и важного материала — видео о том, как в Москве проходила традиционная акция «Возвращение имен».
«Как, сын врага народа? Отказать!»
Инженер Отто Андреевич Збыковский потерял в 1937-1938 годах сразу троих ближайших родственников: отца Андрея Павловича Збыковского – ему тогда было 42 года, мать Наталью Федоровну Мухину-Збыковскую – ей было 43, деда Федора Федоровича Мухина – ему было 70, и дядю по отцу Михаила Павловича Збыковского – ему было также 42 года.
Из обвинительного заключения за подписью начальника УНКД по Свердловской области, комиссара госбезопасности III ранга Дмитриева и прокурора Уральского военного округа, бригвоенюриста Шмулевича: «Произведенным расследованием установлено, что Збыковский Андрей Павлович является членом шпионско-диверсионной организации, созданной шпионом-ксендзом Будрисом. Допрошенный в качестве обвиняемого Збыковский виновным себя не признал, но изобличается показаниями свидетелей: Церпиского С. А. На основании вышеизложенного Збыковский Андрей Павлович 1895 года рождения, уроженец Восточно-Хаимской губернии (Польша), беспартийный, до ареста работал на мебельной фабрике «Союзмебель», обвиняется в том, что проводил шпионскую работу в СССР в пользу Польши. То есть в преступлении, предусмотренном статьей 58-6 УК РСФСР». И далее: «Следственное дело подлежит рассмотрению во внесудебном порядке».
Рассматривала дела, как тогда водилось, тройка сотрудников НКВД. Андрей Збыковский был осужден к высшей мере, приговор приведен в исполнение 8 декабря 1937 года, спустя 52 дня после ареста (17 октября 1937 года), через расстрел. Расстреляли Збыковского, насколько удалось установить его сыну, прямо в подвалах УНКВД по Свердловской области, здания на пересечении проспекта Ленина и улицы Вайнера, где сейчас квартирует ГУ МВД РФ по Свердловской области. Родственникам сообщили другое: «Осужден на 10 лет лагерей без права переписки». В 1956 году на их запрос о судьбе отца из органов пришел ответ: «Збыковский Андрей Павлович скончался в ИТЛ-8 8 сентября 1944 от тромбофлебита с осложнением на легкие».
2 марта 1938 года у Отто Андреевича Збыковского там же, в подвалах свердловского УНКВД, расстреляли мать — Наталью Мухину-Збыковскую. Ее взяли под арест 16 ноября 1938 года, через месяц после мужа. Обвинительное заключение словно под копирку: «Проведенным расследованием установлено, что Збыковская Наталья Федоровна являлась участником контрреволюционной национальной террористической организации, созданной ксендзом Будрисом, проводившей работу по заданию и в интересах польских разведывательных органов».
«С матерью долго не знали, что делать, три месяца она просидела в тюрьме, и тогда отсюда написали письмо в Москву. Из Москвы пришел ответ – расстрелять. Ответ за подписью [начальника НКВД СССР Николая] Ежова и [прокурора СССР Андрея] Вышинского», — вспоминает Отто Андреевич.
Еще через месяц, 9 апреля 1938 года, арестовали его деда. На тот момент это был 70-летний старик-инвалид, который уже с трудом мог передвигаться даже с палочкой. Он переехал из своей крохотной комнатки на улице Карла Маркса, в квартиру детей на улице Гоголя, 9, чтобы как-то присмотреть за внуками (помимо Отто Андреевича у Збыковских были еще один сын и дочь). Из постановления об аресте: «Мухин Федор Федорович, бывший генерал-майор царской армии, показаниями арестованных Иккер и Кочегина изобличается как руководящий участник повстанческой белогвардейской организации, действовавшей на Урале. Мухин вел активную работу по вербовке бывших офицеров в организацию. Лично им в контрреволюционную работу был вовлечен бывший полковник Деникинской армии Мурашов. На основании вышеизложенного Мухин подлежит аресту и привлечению к ответственности». Расстреляли старика 17 мая 1938 года, следствие по его делу длилось 36 дней.
Позже Збыковские-младшие узнали, что в мясорубке репрессий они потеряли еще одного родственника – брата отца Михаила Збыковского. Он был расстрелян также в 1938 году. На тот момент Отто Андреевичу Збыковскому было всего 10 лет. Сначала на воспитание его с братом взял дядя по материнской линии. Однако он не смог поднимать сразу двух ребят, и вскоре Отто Андреевича переправили к сестре матери в Горький. С началом войны они вынуждены были эвакуироваться с Красноярск. Вернулся в родной город он только в 1950-х. Его сестра после расстрела родителей так и осталась жить в их квартире на улице Гоголя, 9. Ее муж погиб на фронте во время обороны Сталинграда.
Никакого понимания, почему большая часть его семьи была расстреляна в 1937-1938 годах, у Отто Андреевича нет до сих пор. «Наверное, только потому, что мы жили в квартире ксендза Будриса (также расстрелянного настоятеля католической кирхи Екатеринбурга)», — считает Отто Збыковский. С оставшимися членами семьи эту тему они толком никогда не обсуждали – «было не принято». Никаких реальных причин обвинять его отца, мать и даже деда в контрреволюционной деятельности не было. Выпускник Санкт-Петербургского императорского университета Андрей Збыковский после начала Первой мировой войны, в 1915 году, ушел добровольцем на фронт. В декабре 1918 года он, унтер-офицер, Георгиевский кавалер, вступил в ряды Красной армии. Воевал в составе 9-й Кубанской армии до 1922 года. Дед Федор Мухин, герой русско-японской войны, дослужившийся в царской армии до чина генерал-майора, также принял революцию. Как бывший военспец в Гражданскую войну он работал при центральном штабе РККА в Санкт-Петербурге, затем в Москве.
После Гражданской войны, в 1923 году, Збыковские перебрались в Екатеринбург. Отец, как сказано в обвинительном заключении, работал на фабрике «Союзмебель» экономистом. Мать Отто Андреевича – бухгалтером объединения «Востокосталь» (объединял Златоустовский, Миасский, Каслинский, Усть-Катавский механические заводы, ММК, НТМК, Первоуральский и Синарский трубные заводы). Дед долгое время трудился в канцелярии кожно-венерологического диспансера.
Как сын репрессированных, Отто Збыковский никогда не был пионером и комсомольцем. К вопросу вступления в Коммунистическую партию он относился исходя сугубо из прагматических соображений: «Заявление подавал – нужна была квартира. Но потом дали как молодому специалисту, и я дальше не стал ничего делать». За всю жизнь был единственный шанс выехать за границу, в служебную командировку в дружественную Болгарию, — отказали. «Я тогда работал в Киеве. Все бумаги утвердили уже почти, дошло до первого отдела, и там, конечно: “Как, сын репрессированного? Отказать!”».
Последнее яркое воспоминание Отто Андреевича о своем отце в день ареста. «Когда за ним пришли, отца еще не было. Они ждали его, он пришел часов в 11 вечера. У нас там в квартире было две комнаты, и, чтобы не мешать, меня как самого маленького увели в другую комнату. Единственное, что я четко помню, – когда уводили отца, он зашел в эту комнату и меня поцеловал. Все было так неожиданно, мы не знали, что он не вернется», — говорит Збыковский. Даже сейчас, по прошествии 79 лет, чувствуется, что вспоминать события тех дней ему нелегко. Выросший без родителей Отто Андреевич, сам сейчас уже глубокий старик, не готов мириться с вновь наметившимися попытками обелить Сталина. Хотя, кажется, он лучше многих других понимает, в какой стране живет: «Что вы хотите, если у нас стоит памятник Свердлову – главному убийце царя!».
Застрелили в кабинете следователя
Сергей Павлович Сигов родился 8 ноября 1893 года, как тогда писали в метрических книгах — «в Михайловском заводе Пермской губернии» в учительской семье. Его отец, сын крепостных, мещанин Павел Сергеевич Сигов, заведовавший там же училищем, был довольно известным на Урале до революции человеком. Сигов-старший публиковался в местных изданиях под псевдонимом SPS. В 1907 году избрался во Вторую государственную думу от Пермской губернии, где вошел во фракцию Партии социалистов-революционеров. Сохранилась даже стенограмма его выступления против «кровавого режима [премьер-министра Петра] Столыпина и царя [Николая II]». За участие в протестах по поводу разгона Второй госдумы, проходивших в Красноуфимске, Павел Сигов получил даже год крепости (приговор не был приведен в исполнение).
Его сын Сергей Павлович Сигов, как писала в своих мемуарах его сестра Екатерина, на момент революционных событий 1917 года также был «сторонником революции, противником царизма». Вернувшись после учебы на экономическом факультете Санкт-Петербургского политехнического института (поступил в 1913 году) на Урал, Сигов-младший участвовал в становлении советской власти (Сигов-старший с 1919 года трудился в Совнархозе налоговым инспектором Екатеринбургского губернского продовольственного комитета, затем — в горфинотделе).
После Гражданской войны Сергей Сигов занимался наукой, защитил кандидатскую, в 1936 году издал монографию «Очерки по истории горнозаводской промышленности Урала» и готовил еще одну – по истории кустарных производств. Параллельно трудился статистиком. Последнее место работы – экономический отдел института «Уралгипрогор» (сейчас ОАО «Уралгражданпроект»), специализировавшегося на планировке городов.
Пришли за ним 22 августа 1937 года. Тогда вся большая семья Сиговых, во главе с отцом Сергея Павловича, жила в двухэтажном двухподъездном доме на улице Степана Разина, 14б, занимая его полностью. Это был квартал кооперативных домов, выстроенных в 1926 году в период НЭПа. Среди жителей этого квартала было много интеллигенции. Рядом с Сиговыми, в частности, жили Коряковы. Представитель этой фамилии писатель Олег Коряков позднее преподавал на факультете журналистики УрГУ, работал ответсеком газеты «Уральский рабочий», главным редактором журнала «Урал».
«Пришли ночью, арестовали сразу дядю Сережу и еще дядю Мишу. Мне было два годика тогда, и я знаю об этом только по рассказам моей мамы, доводившейся им сестрой», — рассказывает Марианна Казберова (в девичестве Сигова). После выхода на пенсию моя собеседница тщательно собрала все мемуары родственников, составив из них биографические записки по каждому из членов семьи. Вышел целый том. Одна из его глав посвящена Сергею Сигову. В ней, в частности, приводится письмо родной тетки Марианны Вениаминовны еще одному дяде. Он был тогда геологом и находился в экспедиции. Среди прочих рассказов о семейных новостях, почти в конце, там говорится: «Вторая [новость] касается Сережи и Миши. Приходили к нам в ночь на 23-е гости, были у нас до 3-х, а у брата до 6. И наших братцев с собой взяли. Миша в этот день только вернулся из Москвы, где хорошо провели время. Больше рассказывать не буду, скоро приедете и все подробности узнаете. Хотим наверху одну комнату сдать. Так как в материальном плане дела у нас обстоят худо. Сережа за свои работы ничего не получил, какая-то возникла канитель. Я лично против сдачи комнаты, но Катя настаивает».
Ниже приводится письмо, которое каким-то чудом из тюрьмы смог передать матери Казбековой друг их семьи Игорь Батманов. «Сережа, вероятно, погиб, т. к., не выдержав грубой лжи следователя, швырнул в Николаева (следователя – прим. ред.) чернильницу и был тут же застрелен». Много позже еще один друг семьи Сиговых сообщил им, что будто бы видел, как тело Сергея выносили из приемной следователя НКВД. Семье, как водится, сообщили, что их родственник получил 10 лет без права переписки. О том, что Сергей Сигов погиб 14 декабря 1937 года, Марианне Вениаминовне и ее сестре удалось узнать только в 1996 году, когда ее как родственницу репрессированного пустили почитать материалы его дела.
Тогда же сестры выписали себе в тетрадку фрагмент обвинительного заключения. Документ гласил, что Сигов Сергей Павлович «является участником контрреволюционной эсеровской группировки террористическо-повстанческой организации». Показания на него дал управляющий Уральским геологическим трестом, заведующий кафедрой Свердловского горного института (сейчас УГГУ) Борис Дедковский. «Похоже, назвал всех, кого знал, порядка 30 фамилий», — считает Марианна Казбекова.
После ареста Сергея и Михаила Сиговых от семьи отвернулись многие знакомые. В воспоминаниях матери моей собеседницы есть типичный для того времени фрагмент о поведении одного из друзей семьи: «Завидев меня на улице, Сергей Рябов торопливо переходил на другую сторону, чтобы не здороваться, так сильно он боялся НКВД».
Михаил Сигов вернулся домой в 50-х годах полуслепой и больной, проведя около 20 лет в заключении, где-то в районе Архангельска. И то сначала ему запретили жить в крупных городах, поэтому первое время он жил с дочерью в Дегтярске. Только потом вернулся в Свердловск. О Сергее Сигове старались без особого повода не говорить. «Только один раз я от своей мамы услышала фразу: “Как там наш Сереженька горе свое мыкает”?!».
«Знаете, в своих воспоминаниях я пишу, что отношение к Сталину — это всегда лакмусовая бумажка того, что происходит вверху. То, что сейчас насаждается идея о великом и могучем Сталине, конечно, идет сверху. Делается это ненавязчиво, но очень умело. Посмотрите, Сталин возвеличивал Ивана Грозного. Сейчас возвеличивают Ивана Грозного, ему даже памятник поставили, возвеличивают и самого Сталина», — говорит Марианна Вениаминовна.
Сейчас она договаривается с председателем ТСЖ дома, который стоит на месте их бывшего жилища, чтобы установить там памятную табличку в честь своего расстрелянного дяди.
Репрессирован в шесть лет
Николай Ненашев «был подвергнут политической репрессии» в 1931 году, ему тогда было шесть лет, говорится в справке свердловской прокуратуры о реабилитации. Этот документ родственники Николая Ненашева смогли получить только в 1994 году. В нем также говорится, что Ненашева вместе с родителями «незаконно по социально-классовому признаку» выселили из Челябинской области в Свердловскую. До 1940 года ребенок находился на спецпоселении, один – его почти сразу отняли у родителей.
До событий 1931 года зажиточная семья Ненашевых, относившихся до революции к купеческому сословию, занимала поместье в селе Бородиновское (Варненский район Челябинской области). «Их дом до сих пор поражает своей добротностью: высокий фундамент, крепкие, ровные стены сложены бревно к бревну. А таких резных узоров не встретишь больше нигде в поселке. С южной стороны можно увидеть небольшие оконца, здесь у купца была лавка. Только вход, конечно, был со двора. Сюда даже из окрестных деревень, таких как Успеновка, приходил народ за солью, сахаром, керосином, иногда и за тканью», — говорится сейчас на сайте Варненского района. Жители района вспоминают, что до репрессий даже озеро в этом селе называли по фамилии семьи – Ненашево.
Решение о выселении семьи было принято на заседании президиума Варненского райисполкома 14 марта 1931 года. Подробности обсуждений восстановить родственникам так и не удалось. Известны лишь последствия: главу семейства Василия Ненашева сослали на Колыму, а его жену, Дарью Ненашеву, с тремя детьми — Тоней, Колей и младшим Сашей, которому только исполнился один год, отправили в Свердловскую область. Через год Дарье Ненашевой пришло уведомление о смерти мужа, обстоятельства неизвестны. К этому времени она уже потеряла детей: их у нее забрали и отправили в детские дома, чтобы, как тогда говорили, «воспитывать в правильных советских традициях». Старшую Антонину удалось найти относительно быстро, а на поиски Николая ушло больше 20 лет. Однажды, проходя мимо воинской части, которая до сих пор находится на улице Луначарского в Екатеринбурге, Дарья Ненашева увидела нескольких солдат. В одном из них она узнала своего сына. Ему было уже 29 лет.
Младшего Сашу, которому на момент выселения из родового села был всего один год, найти так и не удалось.
«Из близкой нам социальной прослойки»
13 января 1938 года был расстрелян заведующий отделом пионеров свердловского обкома ВЛКСМ 30-летний Владимир Михайлович Тарик. Он родился в 1908 году в Польше. Начинал как рабочий-путеец на станции «Колчедан» Пермской железной дороги (сейчас СвЖД). С 1925 года продвигался по карьерной лестнице как «пионерработник» — воспитатель подрастающего поколения коммунистов (сам член партии с 1931 года).
Забрали его из дома на Антона Валека 5 сентября 1937 года. Через десять дней его супруга Вера Алексеевна родила третьего ребенка — девочку, которую назвали Галей. В январе 1938 года забрали и Веру Алексеевну, ее отправили на поселение в Нижний Тагил. Детей разобрали родные, но в марте 1939 года маленькая Галя умерла.
В апреле 1941 года Вере Тарик объявили, что дело ее супруга пересмотрено и с него сняты все подозрения. Правда, добавили, что его уже нет в живых. У сына репрессированного, известного кинорежиссера Владислава Тарика, сохранился акт за подписью четырех сотрудников УГКБ Свердловской области от 26 апреля 1941 года. В документе говорится, что вместе с Владимиром Тариком расстреляли еще 15 человек – все партийные работники. «Комиссия установила, что все лица, привлекаемые следствием к уголовной ответственности, из близкой нам социальной прослойки: рабочих, служащих, бедняков, кустарей-одиночек. При ознакомлении с материалами следствия комиссия установила: имеются случаи, когда аресты производились без санкции прокурора, следствие по всем делам проведено по стандарту (носит трафаретную форму)», — отметила комиссия.
В порядке компенсации за необоснованное обвинение и гонения Вере Тарик обещали выделить для двух оставшихся в живых детей, включая Владислава Тарика, путевки в пионерлагерь «Артек» на Черноморском побережье. Сначала обещали дать в июне, потом перенесли на август 1941 года. 22 июня началась война. Реабилитировали Владимира Михайловича Тарика окончательно только в 1956 году.
«Кем бы я был, если бы отца не расстреляли? Мальчиком-мажором», — грустно усмехается сейчас сын расстрелянного партийного активиста.
P.S.: Авторы благодарят за помощь в подготовке материала председателя екатеринбургского общества «Мемориал» Анну Пастухову и куратора проекта «Последний адрес» Елену Шукаеву.
В Москве 29 октября началась традиционная акция «Возвращение имен»
Для тех, кто хочет знать больше — два часа трансляции акции «Возвращение имен-2016″